Насморк. Страница 49

Читать онлайн “Расследование. Рукопись, найденная в ванне. Насморк” – RuLit – Страница 49

Кто-то шел по коридору. Я не мог здесь больше оставаться. Неимоверным усилием воли я подавил желание убежать.

Из-за поворота появился высокий офицер с наголо обритой головой. Я хотел уступить ему дорогу, но он шел прямо ко мне. Загадочная неопределенная улыбка блуждала по его темному лицу.

— Извините, — произнес он пониженным тоном, не дойдя до меня трех шагов. — Не хотите ли зайти?

Он указал рукой на следующую по коридору дверь.

— Не понимаю, — ответил я так же тихо. — Это, наверное, какая-то ошибка…

— О, нет, наверняка нет, прошу вас.

Он отворил дверь и ждал. Я сделал один шаг, потом второй и оказался в светло-желтом кабинете. Кроме стола с несколькими телефонами и стульев, в нем не было никакой другой мебели. Я остановился возле двери. Он закрыл ее тихо и тщательно, после чего прошел мимо меня в кабинет.

— Вам известно, кто я?

Он кивнул головой. Это было похоже на легкий поклон.

— Так точно, знаю. Прошу вас.

Он придвинул ко мне стул.

— Я не знаю, о чем бы мы могли с вами говорить.

— О, естественно, я понимаю вас, но, несмотря на это, я постараюсь, однако, сделать все, чтобы не допустить разглашения.

— Разглашения? О чем вы говорите?

Я все еще стоял. Он подошел ко мне так близко, что я почти ощущал тепло его дыхания, заглянул мне в глаза, отвел взгляд, заглянул снова.

— Вы действуете здесь не по плану, — проговорил он, понизил голос почти до шепота. — В принципе, конечно, я не должен вмешиваться в ваши дела, но было бы лучше, если бы я разъяснил вам некоторые… если бы я переговорил с вами вот так, с глазу на глаз. Это, возможно, помогло бы избежать некоторых излишних осложнений.

— Лично я не вижу никакой общей для нас темы, — сухо ответил я.

Не столько его слова, не столько даже тот тон, которым они были произнесены, прибавили мне смелости, сколько эти угодливые, такие заискивающие взгляды. Если только он не хотел как следует меня успокоить, а затем…

— Понимаю, — сказал он после долгой паузы. В голосе его прозвучала истерическая нотка. Он провел рукой по лицу. — В подобной ситуации, с таким поручением каждый офицер действовал бы так же, как вы, однако для общего блага можно иногда сделать исключение…

Я посмотрел ему в глаза. Его веки задрожали.

— Слушаю вас, — проговорил я, прикоснувшись пальцами к поверхности стола. — Ну что же, изложите мне то, что считаете нужным мне сказать.

— Благодарю вас. Я не отниму у вас много времени. Вы действуете по указанию свыше. Теоретически мне вообще-то ничего не известно о суперревизии, но вы же знаете, как это бывает! Боже мой! Кое-что просачивается! Вы ведь знаете!

Он ждал от меня хотя бы одного слова или кивка, но я продолжал сидеть неподвижно, и тогда глаза его болезненно блеснули, на щеках появился румянец, сквозь который просвечивала бледность, словно от холода разлившаяся по его смуглому лицу. Он выпалил:

— Так вот! Этот старик долгое время работал на них. Когда я разоблачил его, он признался, и я вместо того, чтобы передать его в Отдел Де, что формально было моим долгом, решил продолжать держать его на том же посту. Они продолжали считать его своим агентом, но теперь он работал уже на нас. Они должны были прислать к нему своего человека, курьера, и я на него приготовил ловушку. К сожалению, вместо него явились вы и…

Он развел руками.

— Минуточку. Значит, он работал на нас?

— Естественно! Под воздействием моего нажима. Отдел Де сделал бы тоже самое, но тогда для моего отдела это дело было бы потеряно, не так ли? И хотя это я его разоблачил, кто-то другой записал бы это на свой счет. Но, впрочем, я поступил так не из-за этого, а чтобы упростить, ускорить, для общего блага…

— Хорошо. Но почему в таком случае он…

— Почему он отравился? Он, очевидно, предположил, что вы и являетесь тем самым курьером, которого он ожидал, и что вы уже знаете о его измене. А ведь здесь он был пешкой…

— Да, это именно так. Сознаюсь, я превысил свою компетенцию, оставив его на прежнем месте. И, чтобы закопать меня, вас направили прямо к старику. Интрига…

— Да, но ведь я случайно зашел в его комнату! — вырвалось у меня.

Прежде чем я успел пожалеть о своих словах, офицер криво усмехнулся.

— Можно подумать, от того, что вы зашли бы в соседнюю комнату, что-нибудь изменилось бы, — пробормотал он и опустил глаза.

Призрачное зрелище череды совершенно одинаковых седых розовеньких старичков в очках с золотой оправой, которые терпеливо улыбались, поджидая меня за своими столами, бесконечная галерея чисто убранных, светлых комнат встала перед моими глазами, вызвав во мне внутреннюю дрожь.

— Так значит, не только в этой комнате?

— Ну конечно, ведь мы должны действовать наверняка!

— И в этих других комнатах тоже?

Он кивнул головой.

— На кого же они работают?

— На нас и на них. Вы же знаете, как это бывает. Но мы их держим крепко, и на нас они работают продуктивнее.

— Но постойте… Что это он мне плел о планах мобилизации. О тысячах вариантах оригинала.

— О, это был шифр, опознавательный шифр, пароль. Вы, видимо, его не понимали, потому что это был их шифр, а он наверняка решил, что вы не хотите понимать, а значит, уже знаете о его предательстве. Мы ведь все носим нагрудные дешифраторы…

Он расстегнул мундир на груди и показал мне спрятанный под рубашкой плоский аппарат. Я тут же вспомнил, как офицер, который ехал со мной в лифте, прижимал руку к сердцу.

— Вы упомянули об интриге. Чья это была интрига?

Офицер побледнел. Его веки задрожали и опустились, несколько секунд он сидел с закрытыми глазами.

— Сверху, — прошептал он. — Сверху явно метили в меня, но ведь за мной нет никакой вины… Если бы вы воспользовались хотя бы частью своих широких полномочий и…

— И замяли бы это дело, то я сумел бы…

Он не договорил. Затем какое-то время с близкого расстояния изучал поверхность моего лица.

Я видел блестящие, как стекло, белки его застывших, расширенных глаз. Пальцами рук, сложенных на коленях, он гладил, мял, дергал материал мундира.

— Девятьсот шестьдесят семь на восемнадцать на четыреста тридцать девять, — умоляюще прошептал он.

— Четыреста одиннадцать… Шесть тысяч восемьсот девяносто четыре на пять! Нет? Тогда на сорок пять! На семьдесят!

Он заклинал меня дрожащим голосом. Я продолжал молчать. Он встал, бледный, как стена.

— Девятнадцать? — сделал он еще одну попытку. Это прозвучало как стон.

— Ага, значит, так? — сказал он. — Понимаю. Шестнадцать. Хорошо… Что ж… Прошу меня извинить.

Прежде чем я пришел в себя, он вышел в соседнюю комнату.

— Господин офицер! — крикнул я. — Подождите же! Я…

За приоткрытой дверью грохнул выстрел, вслед за которым послышался звук падающего тела. Остолбеневший, со вставшими дыбом волосами, я стоял посреди комнаты. “Бежать!” — зазвенело у меня в голове, но в то же время, весь обратившись в слух, я ловил звуки, все еще доносившиеся из комнаты. Что-то слабо стукнуло, словно каблук ударился об пол. Еще один шорох… и тишина, полная тишина. Через щель приоткрытой двери была видна нога в форменной штанине. Не спуская с нее глаз, я попятился задом к выходу, ощупью нашел ручку и надавил на нее.

Коридор — я проверил это двумя косыми взглядами — был пуст. Закрыв за собой дверь, я повернулся и прижался к ней спиной. Напротив, небрежно опираясь рукой о филенку, в распахнутой двери неподвижно стоял приземистый офицер и не отрываясь смотрел на меня. Внутри у меня все оборвалось. Я перестал дышать, ощущая, как делаюсь все более плоским под его слегка скучноватым ледяным взглядом. Его лицо, широкое, толстощекое, выражало все более явное неудовлетворение и недовольство.

Он извлек из кармана какой-то маленький предмет — перочинный ножик? — подбросил его вверх раз, другой, третий, по-прежнему не спуская с меня глаз, затем крепко схватил его, провел указательным пальцем — с тихим треском выскочило лезвие. Он попробовал его подушечкой большого пальца, усмехнулся одними уголками губ, медленно прикрыл веки, словно бы говоря «да», после чего отступил в свою комнату и закрыл дверь.

Я стоял и ждал. В тишине возник носовой певучий звук поднимавшегося где-то лифта. Звук ослаб, исчез. Я снова слышал лишь шум собственной крови. Наконец я оторвал руки от лакированной поверхности двери. Мог ли он наблюдать за мной через замочную скважину? Нет, она была маленьким черным пятнышком.

Насморк (49 стр.)

А может, мне это почудилось, потому что сидел он прямо под лампой и при малейшем движении по его лицу пробегали тени.

– Дорогой мой, говоря, что я готов попробовать, я имел в виду упряжку из людей, а не из электронов. У меня великолепный коллектив ученых разных дисциплин, плеяда лучших умов Франции, и я уверен; что они кинутся на эту загадку, как борзые на лисицу. А вот программа. Да, мы разработали ее, она неплохо себя показала в экспериментах, но такая история. нет, нет. – повторял он, качая головой.

– Очень просто! Компьютер не может работать без машинного кода, а здесь, – развел он руками, – что мы будем кодировать? Допустим, в Неаполе действует шайка торговцев наркотиками и гостиница – то место, где покупателям вручают товар, скажем заменяя соль в определенных солонках; разве время от времени солонки не могут поменять местами? И разве опасности отравления не подвергались бы в первую очередь люди, любящие пересаливать еду? Но каким образом, спрашиваю я вас, все это вычислит компьютер, если во введенных данных не будет ни одного бита о солонках, наркотике и кулинарных пристрастиях жертв?

Я с уважением посмотрел на него. С какой легкостью он сооружал из воздуха такие концепции! Донесся звон колокольчика, он становился все пронзительней, потом оборвался, и я услышал женский голос, отчитывающий ребенка. Барт поднялся:

– Нам пора. Ужинаем мы всегда в одно время.

В столовой на столе горел длинный ряд розовых свечей. Еще на лестнице Барт шепнул мне, что вместе со всеми ужинает его девяностолетняя бабка, хорошо сохранившаяся, пожалуй, даже несколько эксцентричная. Я понял это как приглашение ничему не удивляться, но не успел ответить, поскольку настало время знакомиться с обитателями дома. Кроме троих детей, уже мне знакомых, и мадам Барт я увидел сидевшую в резном кресле – таком же, как в кабинете наверху, – старуху, одетую во все фиолетовое, словно епископ. На груди у нее искрился бриллиантиками старомодный лорнет; ее маленькие черные, как блестящие камешки, глазки вонзились в меня. Энергичным жестом она подала мне руку – подняла так высоко, что руку пришлось поцеловать, чего я никогда не делаю, и неожиданно сильным, мужским голосом, как бы принадлежащим другому человеку – словно в неудачно озвученном фильме, сказала:

– Значит, вы астронавт? Мне еще не приходилось ужинать с астронавтом.

Даже Барт удивился. Его жена объяснила, что бабушке рассказали обо мне дети. Старуха велела мне сесть рядом и говорить громко, потому что она плохо слышит. Возле ее прибора лежал слуховой аппарат, похожий на две фасолинки, – она им почему-то не пользовалась.

– Вы будете развлекать меня беседой. Не думаю, чтобы мне скоро представился такой случай. Расскажите, как на деле выглядит Земля оттуда, сверху. Я не верю фотографиям!

– И правильно, – сказал я, подавая ей салат; мне стало весело оттого, что она так бесцеремонно за меня взялась. – Никакие фотографии не могут этого передать, особенно если орбита низка, потому что Земля тогда заменяет небо! Она становится небом. Не заслоняет его, а становится им. Такое создается впечатление.

– Это и вправду так прекрасно? – В ее голосе прозвучало сомнение.

– Мне понравилось. Самое сильное впечатление – что Земля так пустынна. Не видно ни городов, ни дорог, ни портов – ничего, только океаны, материки и тучи. Впрочем, океаны и материки примерно такие, как на школьных картах. Зато тучи. оказались очень странными, может, потому, что они не похожи на тучи.

– А на что похожи?

– Это зависит от высоты орбиты. С большого расстояния они напоминают очень старую, сморщенную шкуру носорога, такую синевато-серую, с трещинами. А вблизи выглядят как разномастная овечья шерсть, расчесанная гребнями.

Расследование. Рукопись, найденная в ванне. Насморк (49 стр.)

– В отношении шифра я мог бы в конце концов согласиться, – произнес я, осторожно подбирая слова. – Вы имеете в виду, вероятно, наследственность, эти маленькие наши собственные изобретения, которые мы носим в каждой частичке своего тела, чтобы оттиснуть их в потомках… но маскировка? Что я имею с ней общего?

– Вы. Прошу прощения, – ответил Прандтль, – но меня это дело не касается. Не я буду решать ваше дело. Ко мне это не имеет никакого отношения.

Он подошел к дверце в стене. Из руки, которая в ней появилась – должно быть, она была женской, поскольку я заметил покрытые красным лаком ногти, – он взял бумажку и протянул ее мне.

“Угроза флангового удара – точка, – читал я, – направить подкрепления в сектор УП-19431 – точка – за квартирмейстера седьмой оперативной группы Ганцни рст плк дипл – конец”.

Я поднял голову, откладывая в сторону обрывок телетайпной ленты, и слегка подался вперед.

В стакане плавала вторая муха.

Жирный офицер, должно быть, бросил ее туда, пока я был занят чтением. Я посмотрел на него. Он зевал. Это выглядело так, словно он умирал с разинутым ртом.

– Ну, что это такое? – спросил Прандтль.

Его голос донесся до меня словно издалека. Я заставил себя встряхнуться.

– Какая-то расшифрованная депеша.

– Нет. Это шифр, который требует расшифровки.

– Но ведь это какое-то секретное донесение.

– Нет, – он снова отрицательно покачал головой. – Маскировка шифров под видом невинных сообщений, вроде каких-то там частных писем или стишков – это все относится к прошлому. Сегодня каждая сторона стремиться создать у другой видимость того, что посылаемое не является шифровкой. Вы понимаете?

– До некоторой степени…

– А теперь я покажу вам тот же самый текст, пропущенный через ДЕШ – так мы называем нашу машину.

Он снова приблизился к дверце, выхватил из белых пальцев ленту и вернулся с ней к столу.

“Баромосовитура инколонцибаллистическая матекосится чтобы канцепудроливать амбидафигигантурелию неокодивракиносмейную”, – прочитал я и посмотрел на него, не скрывая изумления.

– Это вы называете расшифровкой?

Он снисходительно усмехнулся.

– Это второй этап, – объяснил он. – Шифр был сконструирован так, чтобы его первичное декодирование давало в результате нагромождение бессмыслиц. Это должно было бы подтвердить, что первичное содержание исходной депеши не было шифром, что оно лежит на поверхности и является тем, что вы до этого прочли.

– А на самом деле… – поддержал я его.

– Сейчас вы увидите. Я принесу текст, еще раз пропущенный через машину.

Бумажная лента выскользнула из ладони в квадратной дверце. В глубине промелькнуло что-то красное. Прандтль заслонил собой отверстие. Я взял ленту, которую он мне подал. Она была теплой, не знаю только, почему: от прикосновения человека или машины.

“Абрутивно канцелировать дервишей, получающих барбимуховые сенкобубины от свящеротивного турманска показанной вникаемости”.

Таков был этот текст. Я помотал головой.

– И что вы намерены делать с этим дальше?

– На этой стадии заканчивается работа машины и начинается человеческая. Крууух! – крикнул он.

Вырванный из оцепенения жирный офицер застонал. Мутными, словно затянутыми пеленой глазами он посмотрел на Прандтля, тот бросил ему в лицо:

– Нее, – проблеял толстый фальцетом.

– О… от… – стонал толстяк.

Слюни текли у него изо рта.

– Ве… ве… м-м… мууу… иску… искусственные м… м! М! Хи! Хи-хи!

Толстяк зашелся неудержимым смехом, который перешел в посинение его лица, тонувшее в наползающем на него жире. Он рыдал, хватая ртом воздух, слезы текли у него из глаз и исчезали в складках обвислых щек.

– Довольно! Крууух! – рявкнул капитан. Затем обратился ко мне: – Осечка. Ложная ассоциация. Впрочем, почти весь текст вы уже слышали.

– Текст? Какой текст?

– “Не будет ответа”. Это все. Крууух!

Он повысил голос. Жирный офицер содрогался всей своей затянутой в мундир тушей, вцепившись в стол толстыми, похожими на колбаски пальцами. После окрика Прандтля он притих, с минуту еще повизгивал, потом стал гладить обеими руками лицо, словно хотел таким образом унять себя.

– “Не будет ответа”? – тихо повторил я.

Мне казалось, что недавно я уже слышал от кого-то эти слова, но не мог вспомнить, от кого именно.

– Довольно скудная информация.

Я поднял глаза на капитана. Его губы, все это время остававшиеся искривленными, словно он ощущал во рту какую-то легкую горечь, чуть усмехнулись.

– Если бы я показал вам текст более богатый по содержанию, мы оба могли бы потом об этом пожалеть. Впрочем, и даже в этом случае…

– Что даже в этом случае? – резко спросил я, словно эти невзначай брошенные слова затронули какую-то неимоверно важную для меня вещь. Прандтль пожал плечами.

– В общем-то, ничего. Но я показал вам фрагмент современного шифра, не слишком сложного, однако находящегося в употреблении. Впрочем, он имеет многослойную маскировку.

Он говорил быстро, словно бы пытаясь отвлечь мое внимание от недосказанного намека. Я хотел вернуться к нему, открыл уже рот, но вместо этого высказал:

– Вы говорили, что все является шифром. Это была метафора?

– Следовательно, каждый текст…

– Ну конечно. Прошу вас, подойдите сюда.

Мы приблизились к маленькой дверце. Он открыл ее, и вместо следующей комнаты, которая, как я предполагал, там находилась, я увидел занимавший весь проем темный щит с небольшой клавиатурой. В середине его виднелось нечто вроде никелированной щели с высовывавшимся из нее, словно змеиный язычок, концом бумажной ленты.

– Процитируйте, пожалуйста, фрагмент какого-нибудь литературного произведения, – обратился ко мне Прандтль.

– Может быть… Шекспир?

– Так вы утверждаете, что его драмы – это набор зашифрованных депеш?

– Все зависит от того, что мы понимаем под депешей. Но, может, нам лучше все же проделать этот опыт? Я слушаю.

Я опустил голову. Долго я не мог ничего вспомнить, кроме снова и снова приходящего на ум возгласа Отелло: “О, обожаемый задок!”, но эта цитата показалась мне слишком короткой и не соответствующей требованиям.

– Есть! – вдруг сказал я и поднял голову. – “Мой слух еще и сотни слов твоих не уловил, а я узнала голос: ведь ты Ромео? Правда?”

Капитан быстро нажимал на клавиши, выстукивая изреченную цитату. Из похожей на отверстие почтового ящика щели поползла, извиваясь в воздухе, бумажная полоса. Прандтль осторожно подхватил ее и подал мне. Я держал в руках кончик ленты и терпеливо ждал. Она медленно, сантиметр за сантиметром, выползала из щели. Слегка натягивая ее, я чувствовал внутреннее подрагивание механизма, который ее перемещал.

Легкая дрожь, ощущавшаяся через полоску бумаги, внезапно прекратилась.

Лента продолжала выползать, но уже чистая. Я поднес отпечатанный текст к глазам.

“Подлец мать его подлец руки и ноги ему переломать со сладостью неземной мэтьюзнячий выродок мэтьюз мэт”.

– И что это значит? – спросил я, не скрывая удивления. Капитан покивал головой.

– Я полагаю, что Шекспир, когда писал эту сцену, испытывал неприязненные чувства к лицу по имени Мэтьюз и зашифровал их в тексте драмы.

– Ну, знаете, никогда в это не поверю! Иными словами, он умышленно совал в этот чудесный лирический диалог площадную брань по адресу какого-то Мэтьюза?

– А кто говорит, что умышленно? Шифр – это шифр вне зависимости от намерений, которыми руководствовался автор.

– Разрешите? – спросил я. Затем приблизился к клавиатуре и сам настучал на ней уже расшифрованный текст.

Лента ползла, скручивалась в спираль. Я заметил странную улыбку на лице Прандтля, который, однако, ничего не сказал.

“Ес ли бы ты мне да ла эх рай ес ли бы ты мне эх рай да ла бы да ла рай эх ес ли бы”, – увидел я аккуратно сгруппированные по слогам буквы.

– Ну так? – спросил я. – Что же это такое?

– Следующий слой. А чего же вы ожидали? А? Мы просто докопались до еще более глубокого уровня психики средневекового англичанина, и ничего более.

– Этого не может быть! – воскликнул я. – Значит, этот чудесный стих – всего лишь футляр, прячущий внутри каких-то свиней: дай – и рай? И если вы заложите в свою машину величайшие литературные произведения, непревзойденные творения человеческого гения, бессмертные поэмы, саги – из этого тоже получится бред?

– Конечно. Ибо все это бред, дорогой мой, – холодно ответил капитан. – Диверсионный бред. Искусство, литература – разве вы не знаете, для чего они предназначаются? Для отвлечения внимания.

– Очень плохо. Вы должны знать, ибо, в таком случае, что вы здесь делаете?

Я молчал. С напряженным лицом, кожа на котором натянулась, словно полотно, обтягивающее острые камни, он тихо сказал:

– Даже разгаданный шифр все равно остается шифром. Под взором специалиста он сбрасывает с себя покров за покровом. Он неисчерпаем, не имеет ни пределов, ни дна. Можно углубляться в слои все менее доступные, все более глубокие, и этот процесс бесконечен.

– Как же так? А… “не будет ответа”? – Я напомнил ему его предыдущую расшифровку. – Ведь вы представили мне эту фразу как окончательный вариант.

Как быстро вылечить насморк

8 способов, которые действительно работают.

У насморка может быть десяток причин 10 Reasons You Have a Runny Nose : от ОРВИ и прочих инфекций до сезонной аллергии, гормональных изменений или резкого перепада температур.

Но это не важно. Вне зависимости от причины, вызвавшей сопли или заложенность носа, существуют простые способы избавиться от проблемы. Некоторые из них принесут только временное облегчение, зато другие помогут вылечить насморк быстро и насовсем. Выбирайте тот вариант, который кажется вам самым комфортным.

1. Пейте горячий чай

Или любой другой напиток. Главное, чтобы он был горячим, но не обжигающим. Тепло и пар усиливают кровообращение в носоглотке. Результат — насморк отступает, дышать становится легче The effects of a hot drink on nasal airflow and symptoms of common cold and flu. .

2. Просто пейте как можно больше жидкости

Учитывая пункт выше, лучше тёплой — тогда эффект усилится. Но если под рукой есть только прохладные напитки или просто вода из кулера, подойдут и они. Смысл тут в следующем.

Когда в организме не хватает воды, носу тоже нездоровится. Слизь (те самые сопли) внутри ноздрей подсыхает, становится более густой, её слой утолщается — и это приводит к заложенности носа. К тому же в такой толстой подушке из соплей вольготно чувствуют себя вирусы и бактерии, то есть заболевание может затянуться или перерасти в нечто гораздо более неприятное, чем простуда. Например, в гайморит.

Добавив жидкости, вы сделаете слизь более текучей, а её слой — более тонким. Если у вас была заложенность носа, она уйдёт, а сопли нормальной текучей консистенции позволят организму быстрее вымыть из носоглотки вирусы и избавиться от насморка и простуды в целом.

3. Делайте ингаляции

Вдыхание горячего пара резко уменьшает Effects of steam inhalation on nasal patency and nasal symptoms in patients with the common cold симптомы простуды, в том числе и насморка, и сокращает время болезни.

Авторитетный медицинский ресурс Healthline рекомендует How to Stop a Runny Nose at Home делать ингаляцию так:

• Нагрейте в кастрюле чистую воду. Не надо доводить её до кипения — достаточно, чтобы над жидкостью образовался пар.
• Поставьте кастрюлю с водой на стол или другую удобную горизонтальную поверхность и подержите над ней лицо 20–30 минут, отстраняясь, если пар будет слишком горячим.
• Делайте глубокий вдох через нос. Через нос же выдыхайте. Попробуйте делать выдох с усилием, чтобы избавиться от слизи.

В воду для ингаляций можно добавить несколько капель эфирного масла с противозастойным эффектом. Эвкалипт, мята перечная, шалфей, розмарин, сосна, чайное дерево, тимьян — выбирайте на свой вкус.

4. Примите горячий душ

Хороший вариант в том случае, если вам нужно быстрое облегчение. Как и ингаляция или горячий чай, душ эффективно приостанавливает течь из носа и устраняет ощущение заложенности.

5. Делайте тёплый компресс для носа

Прикладывайте Stuffy or runny nose — adult к носу смоченную в горячей (но не обжигающей!) воде салфетку на 2–3 минуты 3–4 раза в день.

6. Промывайте нос солевым раствором

Можно купить готовый солевой аэрозоль в аптеке, а можно приготовить его самостоятельно. Рецепт прост: добавьте ½ чайной ложки соли и щепотку соды в стакан (240 мл) тёплой воды. Промывайте нос этим раствором 3–4 раза в день до полного исчезновения неприятных симптомов.

7. Пользуйтесь сосудосуживающими назальными спреями или каплями

Они устраняют отёчность и замедляют образование новых соплей. Результат почти моментальный: нос снова дышит и из него не капает. Этот волшебный эффект сохраняется, как правило, несколько часов, потом процедуру приходится повторять. Если, конечно, организм за это время не расправился с основной причиной, вызвавшей сопли.

Важно помнить: такие средства не стоит использовать дольше 3 дней.

Иначе возможны неприятные побочки: от простого привыкания к конкретному средству (далее сосуды попросту перестанут на него реагировать) до истончения слизистой оболочки носа, развития медикаментозного ринита и других гадостей.

8. И обратитесь к врачу!

Насморк — это не самостоятельная болезнь, а всего лишь симптом. Чтобы избавиться от него окончательно, необходимо побороть то заболевание, чьим «побочным эффектом» он является. Эффективнее всего это делается под руководством профессионального медика — терапевта или более узкого специалиста (лора, аллерголога).

Важное замечание: существуют виды насморка, которые требуют немедленного обращения к врачу. Отправляйтесь к терапевту или как минимум звоните для консультации, если:

• Ваш насморк сопровождается отёком лба, любой из сторон носа или щёк, глаз или же связан с помутнением зрения.
• Помимо насморка, у вас сильно болит горло или же вы замечаете белые либо жёлтые пятна на миндалинах и других частях носоглотки.
• Сопли имеют выраженный неприятный запах.
• Насморк появился на фоне кашля, который длится более 10 дней, а сопли при этом — жёлто-зелёные или серые.
• Насморк возник сразу после травмы головы.
• Насморк сопровождается лихорадкой.

Такое сочетание симптомов говорит о том, что у вас может быть заболевание более серьёзное, нежели обычный ринит. Речь может идти об ангине, гайморите, серьёзных гормональных нарушениях, ушибе головного мозга, бактериальных поражениях, включая менингит, и так далее. И в этом случае лучше перестраховаться.